Исследование второй сигнальной системы

В настоящее время центральное и периферическое звенья речевого процесса изучаются различными способами. «Входное» звено речи исследуют как процесс восприятия особого вида, моторную реализацию речи — как работу артикуляционной системы. Работа центрального звена речи рассматривается преимущественно по ее результатам. Итог работы центрального «порождающего» речевого механизма изучает лингвистика, а также логика и психология речи. Однако ни одна из этих наук не ставит своей задачей выявление физиологических механизмов, на основе которых осуществляется формирование или понимание речи. В исследовании второй сигнальной системы человека важен комплексный подход с использованием данных физиологии и других наук, прежде всего психологии и лингвистики.

Слово признается основным компонентом речи в лингвистике. По И.П. Павлову, слово рассматривается как специфический второсигнальный раздражитель. В то же время для человеческой речи характерно употребление не изолированных слов, а специально интегрированных единиц — предложений. Формы организации слов в предложения описываются синтаксисом. Синтаксически организованные слова образуют речь. Использование в речи организованных по правилам синтаксиса словесных сигналов и должно подлежать физиологическому анализу.

Характеристикой слова является его внутренняя структура, описываемая морфологией (один из разделов лингвистики). Так, слово состоит из корней и аффиксов (префиксов, суффиксов, окончаний). Внутренняя структура слов должна найти свое объяснение в физиологической концепции речи — какие физиологические процессы обеспечивают данное явление, какую роль оно играет в целостном речевом процессе, речевой деятельности.

Основной функцией слова является его обозначающая роль, т. е. слово обозначает предмет, действие, качество или отношение. В психологии эту функцию вслед за Л.С. Выготским принято обозначать как предметную отнесенность. Слово, как элемент языка человека, всегда обращено вовне, к определенному предмету. Оно обозначает или предмет («портфель», «собака»), или действие («лежит», «бежит»), или качество, свойство («портфель кожаный», «собака злая»), или отношение («портфель лежит на столе», «собака выбежала из леса»), и в зависимости от этого может принимать форму или существительного (тогда оно обычно обозначает предмет), или глагола (действие), или прилагательного (свойство), или связи — предлога, союза (тогда оно обозначает известные отношения). Это один из решающих признаков, который отличает язык человека от «языка» животных.

Благодаря развитию языка мир человека «удваивается». Человек без слова имел дело только с теми вещами, с которыми соприкасался непосредственно. С помощью языка, который обозначает предметы, человек может иметь дело с предметами, которые он непосредственно не воспринимает и которые ранее не входили в состав его собственного опыта. Слово «удваивает» мир и позволяет человеку мысленно оперировать с предметами даже в их отсутствие. Человек может выполнять действия мысленно. Таким образом, из слова у человека рождаются не только удвоение мира, но и так называемые произвольные (волевые) действия. Наконец, слово дает возможность передавать опыт от индивида к индивиду и обеспечивает возможность усвоения опыта поколений. В отличие от этого животное имеет только два пути организации своего поведения: использование наследственного опыта и приобретение новых форм поведения путем личного опыта.

Слово и смысловое поле. Слово является не только средством замещения вещи или представления — это и клеточка мышления, потому что важнейшими функциями мышления являются абстракция и обобщение. Абстрагируя признак и обобщая предмет, слово становится орудием мышления и средством общения.

Язык считают системой кодов, достаточных для того, чтобы самостоятельно проанализировать предмет и выразить любые его признаки, свойства, отношения. А.Р. Лурия в книге «Язык и сознание» разбирает в качестве примера слово «чернильница». Корень «черн» указывает на цвет. Действительно, исходно чернила были всегда черными, что и закрепилось в языке. Суффикс «ил» указывает на орудийность, а суффикс «ниц» вводит этот предмет в категорию вместилищ. Кроме того, флексии (окончания), не меняя смысла слова, указывают на функциональную роль данного предмета.

Приведенный пример со словом «чернильница» показывает, что слово не только удваивает мир, но является мощным орудием анализа этого мира, передавая общественный опыт в отношении предмета, слово выводит нас за пределы чувственного (личного) опыта, позволяет проникнуть в сферу рационального (типа платоновской идеи).

Значение и смысл слова. Под значением мы понимаем объективно сложившиеся в ходе истории системы связей, которые стоят за словом (см. ранее пример со словом «чернильница»). Под смыслом слова понимают привнесение субъективного для данного человека значения соответственно данному моменту и ситуации. А.Р. Лурия приводит как пример слово «уголь»: для хозяйки — это уголь для самовара, для ученого — углерод, для художника — орудие для рисования.

Семантические поля и их объективное изучение. Отдельные слова в долговременной памяти хранятся группами по смыслу, образуя так называемые семантические поля. Одним из самых распространенных методов оценки семантических полей является метод ассоциаций: испытуемому предлагается некоторое слово, и он отвечает на него любым другим пришедшим ему в голову словом. Ассоциативные ответы никогда не случайны, их можно разделить на две большие группы, которые обозначаются терминами «внешние» и «внутренние» ассоциативные связи. Под «внешними» связями понимают «ассоциации по смежности», например, «дом-крыша», «кошка-мышка», «собака-хвост» и т.п. Под «внутренними» ассоциативными связями понимают те связи, которые вызываются включением слова в определенную категорию («собака-животное», «стул-мебель»). Другими словами, в первом случае всплывают в памяти связи, отражающие сенсорные, наглядно-действенные, а во втором — связи «категориального» мышления. Наблюдательный читатель, очевидно, заметил, что под «семантическим полем» здесь понимается долговременная память. Действительно, вторая сигнальная система и память человека составляют одно целое.

Многомерные связи слова можно объективно исследовать по проявлению ориентировочной реакции. Для этой цели на одно слово вырабатывается условный рефлекс, затем испытуемому предъявляются другие слова и измеряются амплитуды условных ориентировочных реакций (например, по характеристикам кожно-гальванической реакции). Физиологической основой избирательности речевых связей является закон силы, согласно которому в речевой системе доминируют следы, отражающие понятийную семантическую, а не звуковую основу слова. В то же время звуковые и ситуационные связи находятся в заторможенном состоянии. При особых патологических состояниях коры (тормозных, или фазовых) закон силы теряет свое значение, все речевые связи уравниваются и всплывают с равной вероятностью, и даже заторможенные ранее слова начинают преобладать. Это тормозное (фазовое) состояние коры может быть либо общим, как это наблюдается в просоночном состоянии или дремоте, или регионарным, как при локальной патологии мозга, и тогда нарушение избирательности следов может проявляться лишь в одной определенной сфере.

Слово является не только орудием познания, но и средством регуляции высших психических процессов. Роль слова в организации простейших форм перцептивной деятельности была изучена в психологии особенно тщательно. Например, детально было прослежено влияние речи на восприятие цвета. Известно, что человеческий глаз может воспринимать несколько миллионов цветовых оттенков, тогда как человеческий язык располагает для обозначения цвета относительно небольшим числом слов, неодинаковым у разных народов. Например, в языке северных народов имеется не менее 10—12 слов, обозначающих белый цвет (цвет свежего, пушистого, талого снега и т.д.). Другими словами, обозначение цвета тесно связано с практической деятельностью людей.

Роль речи в организации произвольного (волевого) акта. Выдающийся отечественный психолог Л.С. Выготский считал, что в организации произвольного акта у человека существенная роль принадлежит слову. Его вывод был основан на анализе речевого развития ребенка. Мать, сообщая ребенку речевые инструкции («возьми куклу», «подними руку», «где кукла?» и т.п.), перестраивает его внимание, выделяет названную вещь из общего фона и тем самым организует двигательную реакцию ребенка. В этом случае произвольный акт разделен между двумя людьми: двигательный акт ребенка порождается словами матери (в начале второго года жизни ребенка и до двух лет инструкция может запустить движение, но еще не может его остановить), а кончается его собственным движением. На следующем этапе ребенок овладевает речью и начинает давать речевые приказы самому себе, сначала развернуто — во внешней речи, а затем свернуто — во внутренней речи.

Сущность произвольного акта человека, по мнению Л.С. Выготского и А.Р. Лурия, также имеет свою причину, как и все остальные акты, только причина эта лежит в социальных формах поведения человека. На первом этапе развития ребенок выполняет действие по указанию взрослого, на следующем этапе начинает пользоваться собственной внешней речью, сначала сопровождающей действие, а затем опережающей его. Наконец, в дальнейшем внешняя речь ребенка превращается во внутреннюю речь, которая принимает на себя функцию регуляции поведения.

Регулирующая роль речи, согласно А. Р.Лурия, имеет два аспекта. Для пояснения этого положения он ссылается на мнение выдающегося американского психолога Б. Скиннера, который также выделял два аспекта в человеческой речи: «-такт» — от слова «контакт» (англ. contact — общение с другими) и «-манд» — от «деманд» (англ. demand — побуждение собеседника к действию). Этим разъяснением Скиннер хотел подчеркнуть, что ребенок применяет слово с двумя целями: для общения и для выражения просьбы или желания.

Внутренняя речь и ее мозговая организация. Сначала регуляция поведения ребенка собственной речью требует его развернутой внешней речи, которая постепенно свертывается, превращаясь во внутреннюю речь. Попытаемся дать анализ того, как формируется внутренняя речь ребенка и какова ее структура.

Долгое время «внутреннюю речь» понимали как речь, просто лишенную эффекторного (моторного) конца, но в остальном сохраняющую структуру внешней экспрессивной речи. Ряд психологов (Л.С. Выготский, Ж. Пиаже) описывали внутреннюю речь как «эгоцентрическую речь», ибо она не обращена к другим людям, не коммуникативна, а является как бы речью «для себя». Было показано, что сначала речь ребенка носит развернутый характер, затем у детей более старшего возраста она постепенно сокращается, превращаясь в так называемую «шепотную» речь. В дальнейшем внешняя речь вообще исчезает, остаются только сокращенные движения губ и гортани, по которым можно установить, что эта речь «вросла» внутрь, «интериозировалась» и превратилась в так называемую «внутреннюю речь». При переходе внешней речи во внутреннюю она превращается из развернутой во фрагментарную и свернутую. Все это предполагает, что внутренняя речь имеет другое строение, чем внешняя. Внутренняя речь становится предикативной речью, т.е. крайне сжатой — это ее характерная черта. Другими словами, номинативные функции речи (не содержит подлежащего) не используются. А.Р. Лурия приводит пример: «Если я иду на лекцию, чтобы рассказать о функции внутренней речи, то у меня сокращенный план лекции в виде нескольких пунктов («внутренняя речь», «эгоцентризм», «предикативность» и т.п.), обозначающих, что именно я собираюсь сказать». Этот краткий план и позволяет перейти к развернутому внешнему высказыванию.

При мозговых поражениях, приводящих к афазиям (моторной и сенсорной), предикативная внутренняя речь, а следовательно, и регуляция волевого акта не страдают в такой же степени, как экспрессивная речь. Известно, что понимание сложных логикограмматических конструкций обеспечивается нижне-теменными и теменно-затылочными областями коры больших полушарий. Именно эти области коры обеспечивают ориентировку в пространстве, превращение последовательной, сукцессивно поступающей информации в одновременные, симультанные схемы и служат основой для создания сложных, организованных по типу внутреннего пространства симультанных схем, которые лежат в основе операций с логико-грамматическими отношениями. Клинические наблюдения показывают, что при поражении этих областей мозга фонематический слух и понимание отдельных элементов звуковой речи сохраняются, однако смысл слов суживается, нарушается понимание определенных логико-грамматических структур, таких как «брат отца» или «отец брата», «крест под кругом» и «круг под крестом». Однако, как показали исследования, больные при этом не теряют регулирующей функции речи. Они продолжают упорно работать над ликвидацией своих дефектов, и это возможно только потому, что внутренняя речь с ее предикативной смыслообразующей функцией у них в значительной степени сохранилась.